— Там лежало. На бортике. Может, упал… за колодец?
— Ну, так иди и найди его за колодцем.
Ледяной тон Штыка не предвещал ничего хорошего, и Хомяк принялся по кругу обходить грязный пятачок земли вокруг сруба.
Штык отчетливо помнил, как Хомяк бросил свое оружие на край колодца. Упасть за сруб автомат не мог ни при каких условиях. А это означало, что крайне важная и жизненно необходимая единица огнестрельного оружия покоилась теперь на дне колодца.
— Ну?! — бешено взревел Штык, осознав весь масштаб утраты. — Где твоё личное оружие, солдат? Куда ты подевал свой автомат, гамадрил ты драный?
— Не могу знать! — орал с другой стороны колодца враз побелевший от страха «гамадрил». — Тут он лежал! Вот на этом самом месте!
— Да ты что, уродец, — всё больше заводясь и медленно надвигаясь на «рядового», цедил сквозь зубы Штык, — прошляпил свое личное оружие?! Не мог автомат на плечо повесить? Да ты у меня сейчас за ним в колодец полезешь! Ты у меня…
Очередная угроза застряла у него в горле, когда прямо за спиной Хомяка из густой травы высунулись две отвратительные собачьи морды. От бестолкового «солдата» до двух уродливых здоровенных тварей было не больше двух десятков шагов. Собаки выглядели точь-в-точь как та, что Буль подстрелил накануне, но сейчас они не бежали мимо, а внимательно разглядывали людей возле колодца.
Автомат висел у Штыка на плече стволом вниз. Медленно опустив правую руку, Штык взялся за цевьё и осторожно потянул оружие вверх. Глаза Хомяка округлились от ужаса, и он рухнул на колени:
— Мой генерал! Не убивайте! Я возмещу! Я искуплю! Я больше не буду!
Ни малейшего страха Штык не ощущал. Только небольшое внутреннее напряжение от того, что в любой момент собаки могут броситься в атаку, и тогда придётся стрелять практически навскидку через голову Хомяка. Штык почти увидел, как прыгают разом из травы уродливые твари, как тихо плюет в ответ тяжёлыми убойными пулями его «калаш», как стальной дождь дробит собачьи кости, рвет в клочья мускулистые тела, и даже стремительный бросок на жертву не может спасти атакующих мутантов от неминуемой смерти.
Картинка представилась настолько ярко, что в какой-то момент Штыку даже показалось, будто всё это уже произошло, а он лишь вспоминает недавнее прошлое. Но уже через мгновение он пришёл в себя, нащупывая указательным пальцем спусковой крючок. Тот зверь, что стоял правее, обнажил кривые зубы и практически мгновенно исчез в траве. Второй задержался лишь на долю секунды и тоже скрылся из вида, показав напоследок крупный, весь в комках скатанной шерсти, зад.
— Вы же сами виноваты, генерал Штык! — вопил тем временем Хомяк. — Вы же сказали «полей», а могли бы просто велеть пойти обратно! А как же Буль? Вы же один не справитесь!
— Заткнись, — буркнул Штык, опуская автомат, но продолжая смотреть в сторону бурьяна.
— Кто же знал, что оно вот так забурлит? — продолжал оправдываться Хомяк. — Да где ж это видано, чтоб колодцы кипели?!
— Заткнись, я сказал, — с ожесточением сказал Штык. — Быстро бери фляги и пошли.
Ругать Хомяка теперь бессмысленно, да и всё раздражение как рукой сняло. Сам он виноват не меньше подчинённого: надо было сразу объяснить «рядовому», что так оружие бросать нельзя. Но желание хоть немного смыть грязь и пот вытеснило в тот момент все другие мысли. А ещё где-то совсем рядом, в траве, бродили собаки-мутанты. И ни малейшего желания «знакомиться» с ними поближе у Штыка не возникало. Возвращаться по своим следам представлялось теперь слишком опасным. Там, где они пересекли остатки асфальтовой дороги, густая трава очень близко подходила к их маршруту, и если возле колодца Штык ещё мог успеть открыть огонь по нападающим мутантам, то при внезапной атаке из бурьяна шансы на сопротивление приближались к нулю. Самое же забавное заключалось в том, что вернись они, набрав воды, сразу назад, вполне возможно, уже стали бы обедом для диких тварей.
Мысленно прикинув схему движения, Штык про себя даже усмехнулся. По всему выходило, что сейчас им следовало добраться до трёхэтажного здания, подняться повыше да посмотреть на местность сверху. Собак скорее всего будет хорошо видно в траве. И тогда уже можно принимать решение о возвращении к Булю.
Если раньше желание проверить местную «высотку» было почти безотчетным, то теперь для такой экскурсии появилась неоспоримая, практически «железобетонная» причина. Штык показал Хомяку пальцем в сторону трёхэтажного здания, подтвердил свой молчаливый приказ крепким пинком, дождался, пока «солдат» отойдет на десяток метров, и, оглядываясь на каждом шагу, медленно побрёл следом.
Боль во всем теле уже стала настолько привычной, что он её почти не замечал. Но двигаться становилось всё труднее, всё больше хотелось объявить привал и хотя бы минут пять отдохнуть. Судя по нервным, дёрганным движениям Хомяка, «солдат» тоже был далеко не в лучшей форме.
Потеря автомата несколько обескуражила Штыка, но он быстро восстановил душевное равновесие, убедив себя, что стрелок из Хомяка всё равно был никудышный. Да и оставаться в Зоне он рассчитывал не далее, чем до завтрашнего вечера. Ведь за ночь они вполне сумеют восстановиться, а утром пойдут прямо по дороге, в худшем случае обходя крупные аномалии по лесу. Даже по самым смелым прикидкам, до Периметра не могло быть больше пятнадцати километров. А это значило, что уже завтра к вечеру они наконец покинут это мрачное место.
За каких-то десять минут они миновали ещё четыре дома, мрачно глазеющих на редких посетителей чёрными провалами окон, обошли два заросших сорняками и ничем не примечательных с виду участка и вскоре уже шагали между низкорослыми деревьями, окружившими трёхэтажное строение. Хомяк остановился перед дырой в кирпичном заборе, затравленно оглянулся на Штыка, зачем-то протер рукавом выступающий из полуразрушенной стенки кирпич и нырнул в пролом.